Виолончелист Евгений Тонха живет в Лос-Анджелесе и помимо сольной карьеры музыканта участвует в записи музыки для кино в студиях Голливуда. Сотрудничает с компаниями Universal, Sony, Warner Brothers. В своем интервью он рассказал в чем специфика киномузыки, об обратной стороне американской мечты и о серии концертов под названием "К-17″.
О локдауне
"В Калифорнии, конечно, был сильный шок, потому что у людей тут жизнь в основном хорошо налажена, было ощущение стабильности. У россиян присутствует какой-то запас прочности, мы привыкли переживать потрясения. У нас в стране постоянно происходит какая-то турбулентность, мне кажется, нам легче, у нас уже иммунитет к невзгодам. В Лос-Анджелесе, с одной стороны, в первые дни все облегченно вздохнули, потому что здесь вечная проблема — пробки, а с началом карантина они полностью исчезли. И воздух очистился. Но через месяц, когда стало ясно, что мы надолго будем заперты в своих домах, это страшное ощущение накрыло многих: никуда не вырваться, не уехать.
Потом в августе 2020-го были эти жуткие спецрейсы Аэрофлота, на которые было практически невозможно зарегистрироваться. Я приехал в аэропорт, там моя знакомая стояла и ждала вылета уже много часов. Там были люди, которые до карантина прилетели на несколько дней в Лос-Анджелес навестить родственников, и застряли в Калифорнии почти на полгода. Визы просрочены, карты заблокированы, они не знают как что купить. Эта очередь в аэропорту напомнила мне советские времена, которые я немного застал в детстве: огромные очереди, все ругаются. Зато когда самолёт полетел, у меня выступили слёзы на глазах, что действительно я лечу в Москву, что это возможно. Как мало нужно человеку для счастья — просто посадить его на некоторое время на карантин. Я живу в Лос-Анджелесе, но Москва, это мой любимый город и место силы".
О музыкальной жизни Лос-Анджелеса
"В общем и целом государственная помощь в Америке во время пандемии была своевременная, особенно помогали тем, кто потерял работу. Людям давали деньги, чтобы они просто выживали. Что касается нашей музыкальной индустрии, то сложнее всего было небольшим оркестрам и шоу, тем, которые жили только на то, что сами зарабатывали. Я знаю немалое количество оркестров, которые существовали много десятилетий, и они просто разорились, у них нет денег платить музыкантам. Но сейчас концерты потихоньку начинаются.
А в индустрии звукозаписи всё действительно остановилось надолго. Сначала продюсеры пытались найти какие-то замены виде дистанционной записи, но это не было эффективно. Очень много работы ушло в Лондон, в Восточную Европу, которая уже прошлым летом частично сняла ограничения. Здесь в Америке мышление такое: люди следуют закону, у них нет намерения его обойти, все соблюдают правила. И сейчас в Лос-Анджелесе любая работа в коллективе — это обязательно маски, это обязательное тестирование как минимум каждый третий день. Поэтому пока что это безумие продолжается. Будем надеяться, что скоро всё будет в прошлом. Хотя после полутора лет трудно поверить, что жизнь будет такой же, как раньше".
О проекте "К-17″
"Идея такая: мы проводим камерные концерты не в залах, а в каких-то интересных с архитектурной точки зрения домах и локациях. Наша аудитория — около 120 человек. На мой взгляд, это идеальное количество людей для восприятия камерной музыки. То, как это, может быть, и было услышано впервые, еще в XIX веке. Ведь камерная музыка в то время звучала в основном в салонах. Когда люди общаются с музыкантами, когда они близко сидят, когда им интересно почувствовать себя частью процесса— это не те ощущения, как когда ты пришёл на концерт, посидел в зале (ни в коем случае не кашлял!) и потом пошёл домой. Это более свободная форма восприятия музыки и, мне кажется она нравится и публике, и исполнителям.
В Лос-Анджелесе проект "К-17″ был успешным, мы провели множество таких камерных концертов. Тут в ЛА у населения есть небольшой комплекс, что будто бы у них по сравнению с Нью-Йорком, Чикаго, Бостоном мало культуры. Здесь история культуры, особенно музыкальной, исчисляется несколькими десятилетиями. Поэтому они открыты ко всему новому и очень любят посещать концерты. Когда к ним приезжают какие-то известные артисты из Европы, России они очень довольны. Концертная деятельность всячески приветствуется.
А потом мы решили попробовать этот проект в Москве, потому что в Лос-Анджелесе из-за ограничений концертов не было, а играть и организовывать концерты очень хотелось. Я очень волновался, потому что не был уверен, подойдёт ли этот формат для искушенной московской публики. Слушатели в столице избалованы (в хорошем смысле): тут выступают прекрасные солисты в шикарных залах. Мы выбрали галерею на Патриарших прудах, выступали с Еленой Ревич и Яковом Кацнельсоном. Для меня было приятной неожиданностью, что люди прекрасно отреагировали на этот формат — когда ты приходишь, выпиваешь, общаешься, потом проходит концерт, и ты снова общаешься с музыкантами. Очень какая-то правильная атмосфера, которая мне в последнее время нравится всё больше. Планируем дальше проводить концерты, следующий будет в июле. В Москве огромное количество интересных площадок, которые можно сделать концертными. Наша фишка в том, что мы не предупреждаем о месте заранее, так что я не скажу где. Те, кто купили билеты, узнают о локации незадолго до концерта".
О музыке в кино
"Я записывал музыку ко многим известным фильмам Голливуда, начиная с 2013 года: "Пираты Карибского моря", "Человек-Паук", "Звёздные войны", "История игрушек", "Первый человек", "Веном" и др. Здесь процесс звукозаписи происходит постоянно. Все хотят записывать в Лос-Анджелесе.
Наш проект "К-17″ сотрудничает с фестивалем Sundance. И часть этого большого кинофестиваля — музыкальная лаборатория Sundance Music, которую проводит Skywalker Studio. Мы заказываем камерную музыку известным композиторам, которые в основном работают в кино. Я был поражен, с каким энтузиазмом все эти звёзды откликаются на подобные предложения. Им приятно, когда их музыку исполняют вживую хорошие музыканты. Потому что специфика музыки для кино другая: в кино записываются отдельно струнные, отдельно духовые, потом это всё сводится, используется огромное количество электроники. А на концерте музыка происходит, здесь и сейчас.
Музыка для кино не может быть чем-то самостоятельным, иначе она будет перетягивать на себя одеяло. Поэтому часто когда она выступает как отдельный трек, без изображения, она как самостоятельное произведение в чём-то теряет. Поэтому кинокомпозиторы очень любят писать симфонии. Например, Джон Уильямс любит писать концертную музыку, сейчас пишет концерт для Анны-Софи Муттер. Дэнни Эльфман тоже написал скрипичный концерт... То есть они действительно пишут концертные сочинения. Но далеко не все выдающиеся кинокомпозиторы пишут такую же выдающуюся концертную музыку, потому что это всё-таки другая специфика. Мало кому удаётся делать это на одинаковом классном уровне. Даже Эннио Морриконе. Его концертная музыка, на мой взгляд, уступает его киномузыке.
Я когда в Лос-Анджелес приехал и меня стали приглашать на записи киномузыки, я сначала скептически к этому относился. Ну да, Голливуд, вот звезды и крутые проекты, но я же классический музыкант, я на сцене должен выступать, а тут вдруг я буду где-то в студии записываться. Но ЛА чем поражает: здесь всегда происходит какой-то разрыв шаблона. Я очень благодарен этому месту, потому что здесь случаются самые неожиданные вещи. Идет, например, запись альбома для какого-то рэпера, он приходит в серьгах, в цепях и наколках, с соответствующим настроением, атмосферой, повадками, жаргоном. Начинается запись с оркестром, и этот человек вдруг останавливает все, обращается к музыкантам, и говорит: "Простите, а можно в 36-м такте альтов попросить играть детташе, а не стаккато?" Это он сказал, или мне показалось? И потом приходит осознание, что люди, которые стоят на высоком уровне карьеры, этого заслужили. Они очень профессиональны. Они там оказались не потому что у них крутые продюсеры или какие-то связи. Это тоже важно, но во вторую очередь. В основном все, кто добился чего-то — это люди, которые очень долго и тяжело работали и они очень профессиональны.
Было еще несколько ситуаций, когда у меня просто глаза лезли на лоб. Ты видишь по телевизору каких-то звезд, читаешь их интервью и их коммерческий образ вообще мне не близок. Но когда начинаешь с ними работать, понимаешь, что этот образ — всего лишь обёртка, а в работе и в общении они оказываются абсолютно адекватными, без гонора и звездной болезни. И они большие специалисты, знают партитуры и инструментовки (не все конечно, но большинство). В этом отношении Голливуд — это абсолютно бесценный опыт, потому что ты понимаешь, что любом жанре, в котором ты работаешь, нужно выкладываться на 100%. Это некоторая банальность, но здесь ты понимаешь, что это действительно необходимо. Потому что люди, которые работают рядом, делают тоже самое, это очень подкупает".
Об американской мечте
"Есть и обратная сторона этой мечты. Все, кто приезжает в Лос-Анджелес, хотят добиться какого-то успеха. Любая официантка здесь — потенциальная звезда киноэкрана. И у многих людей, которые не могут чего-то добиться, просто едет крыша. Это тяжёлое испытание. Или когда ты сравниваешь себя с какими-то звездами, то этот разрыв между твоей сегодняшней позицией и этой звездой очень сильно давит. Многие ломаются. И потом, когда ты уже чего-то достигаешь, это давление всё равно остаётся. Потому что ты уже достиг какого-то уровня и не можешь себе позволить опуститься, но в тоже время всегда есть кто-то лучше.
Но профессионализм здесь потрясающий. Мне это пошло на пользу. Здесь нет снобизма ни к какому ремеслу, если ты профессионал. Допустим в нашей индустрии музыкантов, если ты пишешь музыку для сериалов, играешь концерты со странными певцами — к тебе не будет никаких претензий, никто косо не посмотрит, если ты это делаешь хорошо. Если тебя увидели играющим на свадьбе или на похоронах и это было круто, и тебя пригласили ещё раз... У меня даже была идея сделать карьеру "музыканта похорон", раздавать свои визитки пожилым родственникам покойного, желая им здоровья — это вполне могло бы стать историей из жизни Лос-Анджелеса (смеется). Здесь происходит абсолютный разрыв шаблонов, и это очень хорошо, поскольку расширяет мир, который в силу нашей довольно академической профессии часто бывает довольно замкнутым".
О родителях и детях
"Мой отец — знаменитый виолончелист (народный артист России Владимир Тонха — Прим. ред.), и я с детства хотел быть как папа. Так что никаких травм, связанных с тяжелым детством вундеркинда, у меня не было. Был и велик, и разбитые коленки, и гулять мне разрешалось вволю. Конечно, случались моменты неловкости, когда твой педагог (а папа был моим первым педагогом) живет за стенкой и в любой момент может зайти в твою комнату сообщить, что урок через 10 минут. Тут конечно, и хороший день, и настроение заканчивались.
Потом, когда я поступил в Гнесинку к Наталье Николаевне Шаховской, он ей пообещал, что не будет более вмешиваться в процесс обучения, и свое слово сдержал. Хотя я понимаю, насколько ему было трудно.
До сих пор мне очень важно его мнение. Когда я приезжаю в Москву, и он приходит на концерт, я всегда у него спрашиваю, как он оценивает выступление. До сих пор моя первая реакция — не согласиться, но потом со временем я осознаю, что он прав. Потому что он потрясающий музыкант с огромным опытом, и его советы для меня имеют огромное значение. Знаете, что такое "скорость звука"? Это когда ты в 40 лет слышишь то, что родители говорили тебе в 18.
Мои дети профессионально музыке не учатся, хотя мы с женой оба музыканты (супруга Евгения Тонхи — композитор Анна Друбич, Прим. ред.) Они окружены музыкой, инструментами, партитурами, концертами. Младшая вроде проявляет интерес к музыке, но мы с Аней не настаиваем. Пусть сами выбирают себе профессию. Если кто-то из них скажет, что хочет стать, например, банкиром, я скажу: "Конечно, дорогая, наконец-то, хоть кто-то в нашей семье!"
